Исторический анекдот: В одной из дискуссий с Черчиллем Сталин мимоходом сказал: – Это же так просто и ясно, как то, что кошка любит горчицу! Черчилль заметил, что кошка не будет добровольно есть горчицу. По знаку Сталина принесли кошку, намазали ей горчицу под хвост. Кошка мяуча слизала всю горчицу. – Видите, добровольно и с песнями! Главное – как подать.
Два пожилых одессита сидят в кафе на Дерибасовской, разглядывая праздно шатающихся туристов: - Сёма, вы только посмотрите, как одеваются эти женщины! Это жеш не пляж, это центр города! Что это за мода такая, я вас спрашиваю?! Да, в былые времена, женщины так не одевались... - Боря, я вам больше скажу, в былые времена женщины даже в стриптизе так не раздевались.
и колбаса была, и одежда, и работа, и зарплата, и над анекдотами смеялись до слез, и что самое смешное, и за границу ездили. АЙ! совсем забыла, учились еще. первая пионерка
Приезжий одесситу: - Мне так нравится ваш одесский юмор! - Я вас умоляю, какой юмор!? Весь юмор вывезли евреи во время первой волны эмиграции! Это разве юмор? Смех один! Andrew (c)
Анекдот времен хрущевских малометражек. Две соседки встречаются, одна говорит: - У меня такая неприятность, я на два кило поправилась... - Так это пустяки, два кило. - Нет, не пустяки. Мне теперь кухня в бедрах жмет. - А мне тоже наш коридор в бедрах жал. Так мы в квартире обои содрали - теперь просторно. И вы то же самое сделайте. Через два дня встречаются опять. - Ну как, содрали обои? - Содрали. Только я вчера весь вечер проплакала. - Что, обои жалко? - Нет, соседи лук чистили.
Старый советский анекдот "А сколько там той зимы" заиграл новыми красками после заявления главы немецкого сетевого агентства Клауса Мюллера, поставившего под сомнение необходимость ежедневно принимать душ.
Одессит встречает приятеля, державшегося за опухшую щеку. – Что с тобой, Миша? – Мне только что удалили два зуба. – Но ты сегодня утром сказал мне, что у тебя разболелся один зуб?! – У зубного не было сдачи…
Местный и приезжий евреи стоят у могильной плиты с надписью «Неизвестному еврейскому солдату». Приезжий сокрушается: — Никак нельзя узнать, кто здесь лежит? — Почему нельзя? Все знают, что здесь лежит Хаим Рабинович. — Так причем здесь неизвестный солдат?! — Точно неизвестно, был ли Хаим Рабинович солдатом.