Штирлиц стоит у въезда в город весь в медалях и орденах. Мимо проезжают двое молодых людей на мотоциклах. – Байкеры! – подумал Штирлиц. – Металл! – подумали молодые люди.
Едет американец по пустыне на "Харлее", жарко, пить хочется, а навстречу араб на верблюде. Араб галопом скачет, колбасится и говорит: "Давай меняться, я тебе верблюда, а ты мне свой мотакль, типа тебе легче по пустыне ехать будет!" Ну американец и согласился. Ну едет он, все нормально, добрался до города, а араб на первой дюне заглох, слез с мотоцикла, подходит к фаре и говорит: "Такой большой глаз, а нифига не видит!"
Раннее утро. Маленькая девочка сидит в расстегнутом пиджаке и полузаправленной рубашке. Она еще не умылась и не причесалась. В руке у нее стакан яблочного сока, который похож на виски. В лице читается ненависть ко всему. Она хотела бы сказать "твари, как же вы задрали со своим гребаным садиком", но не может. Она еще не выговаривает "р".
Мужик после авиакатастрофы попал на остров посреди океана, где местные дикари поймали его и собираются съесть. На огонь поставили огромный котел с водой, гремят барабаны, жрец местного значения прыгает в диком танце. Вдруг в одном из барабанщиков мужик разглядел знакомые черты. - Браток! Ты часом не земляк будешь? - прошептал он. Барабанщик покосил на него глазом и, насупившись, ответил: - Земляк. Но ооочень голоден.
На уроке литературы: - Вовочка, что тебе известно о Чехове и Пушкине? - Чехов - это город, и Пушкин - это тоже вроде город. - А кто же тогда Толстой? - А Толстой - это вообще лев!
Чехов: ничто так не красит женщину, как верность. Бронте: ничто так не красит женщину, как любовь. Тургенев: ничто так не красит женщину, как скромность. Толстой: какие к черту женщины, вы посмотрите какой дуб.
- Доктор, жена оставила на меня нашего младенца и уехала в отпуск. А я его гулять вожу и массаж делаю, и кварцевые ванны, и гимнастику... Но он что-то плохо выглядит. - А чем вы его кормите? - Тьфу, черт, так и знал, что что-нибудь забуду!
Гуляла с парнем по парку и во время прогулки начался спор. Я решила прекратить его шутливой фразой: Не спорь со мной, я ведьма! И в этот самый момент начали гаснуть фонари на аллее. Надо было видеть, как он от меня убегал.
Штирлиц шел по ночному Берлину плотно закутавшиcь в плащ. Моросил мелкий промозглый дождь который так и норовил затечь Штирлицу в левую ноздрю. Почему в левую? - c досадой думал Штирлиц. В воздухе застыло что-то непонятное, тоскливое и тревожное, похожее на туман. Штирлиц вышел из запоя. Неожиданно из-за угла бывшего Театра Лилипутов появилиcь три темные фигуры в форме офицеров гестапо. Фигуры окружили Штирлица со всех cторон девятимиллиметровых шмайсеров МР40 с откидным прикладом. cлепя глаза отблесками уличных фонарей на мокрых cтволах Повеяло перегаром дешевого гестаповского портвейна, который тут же напомнил Штирлицу его родной перегар и, cоответственно, родину-мать. - ... мать! - пронеслось в голове у Штирлица. - ... мать! - отозвалоcь эхо в другой половине головы. - Sich eine Zigarette anzunden? [Закурить не найдется? ] - спросил старший гестаповец, хриплым от хазергита голосом. - Seichas vyi u menya zakurite, suki! [Конечно найдется! ] - с надрывом ответил Штирлиц, и быстро, но cо смаком, дал закурить двум немцам. Третьего в ту ночь ему догнать так и не удалось.