Напрасно думать, что мудрость - это привилегия старости.
Мудак с возрастом не становится мудрецом - он становится старым мудаком.
Мудак с возрастом не становится мудрецом - он становится старым мудаком.
- 05.02.2022
- 209 просмотров
Напрасно думать, что мудрость - это...
Может быть интересно
Вне зависимости от вашего возраста, "старый" - это любой, кто на несколько лет старше вас.
Добавить комментарий
Бриллиант, упавший в грязь, всё равно остаётся бриллиантом, а пыль, поднявшаяся до небес, так и остаётся пылью.
(китайская народная мудрость)
(китайская народная мудрость)
— Рабинович, а шо вы имеете сказать за старость?
— Старость — это когда из половых органов остались одни глаза.
— А чтобы пооптимистичнее?
— Но взгляд твердый!
— Старость — это когда из половых органов остались одни глаза.
— А чтобы пооптимистичнее?
— Но взгляд твердый!
Хочу,чтобы в старости была подруга,которой я позвонила и закричала:
-Слышь,раритет,куда и когда пойдем пенсию тратить?!!
А она ответила:
-Я за любой кипишь,кроме кладбища и валидола
-Слышь,раритет,куда и когда пойдем пенсию тратить?!!
А она ответила:
-Я за любой кипишь,кроме кладбища и валидола
Старость начинается, когда человек перестаёт стремиться стать кем-то другим и сосредотачивается на усилии подольше оставаться самим собой.
— Представляешь, Фима, вчера из театра кто-то ушел в моем пальто.
— Яша, мне таки интересно, кому же понадобилось твое старое пальто?
— Не знаю, я ушел первым.
— Яша, мне таки интересно, кому же понадобилось твое старое пальто?
— Не знаю, я ушел первым.
Кризис дополз и до меня... Сыр ем с плесенью, вино пью старое, в машине езжу без крыши.
Данкин.
Данкин.
Старость - это когда пропадает потребность уступать место женщинам.
Старый еврей жалуется доктору, что плохо слышит левым ухом.
После осмотра доктор говорит:
- Ничего не могу поделать. Это старость.
- А что, мое левое ухо старше правого?
После осмотра доктор говорит:
- Ничего не могу поделать. Это старость.
- А что, мое левое ухо старше правого?
В молодости мы верим всем, но никто не верит нам; в старости все верят нам, но мы — уже никому.