Освящать старые рельсы гораздо деше...

Поймали инопланетяне русского, немца, и китайца. И говорят:
– Кто назовёт такое число которое мы не знаем – отпустим, а остальных пустим на фарш.
Китаец:
– 10000000000!
Инопланетяне:
– Знаем, на фарш.
Немец:
– 9999999999999999999999999!
– И это знаем, на фарш.
Русский:
– До х*я!
– О, как?! Не знаем. Свободен, только скажи сколько это?
Русский:
– А вы спросите у стрелочника…
Пришли инопланетяне к стрелочнику и спрашивают сколько это "до х*я"? Стрелочник:
– Видите рельсы, видите поперек их деревяшки? Видите они штучками такими прибиты? Так идите и считайте их, а когда будет: "А ну их нах*й!" Так это только половина.

из жалобы: продавщица обозвала меня старым хреном и другими пожилыми растениями

Трое алкашей идут по рельсам. Вдруг один говорит: — Плохо! Такие высокие ступени сделали! Второй: — И перила — низенькие! Третий с улыбкой: — Ура, ребята, вон видите, лифт едет.

Напрасно ждал Наполеон ключи от старого Кремля. Ключи были то ли украдены, то ли пропиты...

Мчится поезд. Вдруг машинист видит, что на путях стоит еврей. Неожиданно поезд сходит с рельс и через поле мчится к лесу. В кабину машиниста врывается испуганный начальник поезда: — Ты чего, с ума сошел? — Понимаете, — объясняет машинист, — еду я, вдруг вижу на путях еврей стоит... — Так и надо ж было давить его! — восклицает начальник поезда. — Я и хотел, а он к лесу побежал!

Старое советское: Грузин - это звание, еврей - это призвание, цыган - это профессия, а русский - это судьба.
Цыганам все подают, но их никто не любит.
Евреи сами все достают, и их никто не любит.
Грузинам ничего не нужно, у них все само растет, их тем более никто не любит.
Русские всем подают и их за это никто не любит.

Объявление по вокзальному радио: — Поезд отправляется со второго пути. Специально для прапорщиков поясняем: — Поезд отправляется с третьей и четвертой рельсы!

Если Вы затягиваете принятие решения, значит, Вы уже приняли решение оставить всё по-старому.

В суде: — Скажите, подсудимый, когда вы совершали кражу, вы подумали о своём старом отце?! — Конечно, господин судья, но в квартире не было ничего, что могло бы ему понравиться.