Примерно в 96 или 97 году бабушкину...

Фельдшер скорой помощи. Наткнулся как-то на вызове на пустую квартиру с огромным алабаем. Он мне даже дверь открыл - ручку нажал изнутри. Облаял меня и убежал в комнату, выглядывает, скулит. В комнате девушка на полу, дыхания нет, вся синяя. И никого нет! У пса что ли спрашивать? Тут животина подходит, приносит сумку женскую, бросает на пол и лает на нее. В сумке нашелся пустой баллон от астмы. Девушку спасли, но не будь с ней пса...

Когда кормлю грудью своего 3-х месячного сына, он часто поднимает глаза на меня и с таким удивленным взглядом, как бы говорит: "о, мам, а ты что здесь делаешь???")

Моя прабабушка во время ВОВ ушла на фронт. Были у нее тогда длинные каштановые волосы, которые она заплатила в две косы. Так вот, один раз, её взрывом засыпало землей, тяжелые ранения, встать не может. Так она бы и осталась "похороненной", если бы её друг не заметил косу и не раскопал ее! К счастью, жива осталась, иначе бы я не писала эту историю! Горжусь ею!

Я подобрала свою беспородную бело-серую кошку подростком у себя в подъезде два года назад зимой. Голодную, худую и грязную. Отмыла, откормила. Выросла хулиганистая, умная и дружелюбная кошачья душа. Несколько лет я страдаю от депрессий и психозов, так уж вышло. Лечусь, держусь, бывают плохие дни, бывают и хорошие. А тут совсем прижало — не было сил ничего делать вообще, даже с кровати вставать. Так котейка поднимала меня утром: как будильник зазвонит, она прыгает ко мне на подушку, бодается, лапкой за лицо трогает, мяукает и мурчит в ухо, мол, давай вставай, соберись. По вечерам от бессонницы лечила: ложилась в ноги клубком или обнимала за руку, клала на меня голову, мурчала. Так я и засыпала. Ходила в неубранный туалет неделями, нигде не гадила. Ела, что дают, не капризничала. Играла невыброшенными бумажками, бегала, прыгала, пыталась меня подбодрить. Когда я приползала домой с работы, кидалась ко мне с мурлыканьем, обнимала лапками, сидела на коленях. Когда мне хотелось умереть, я думала, что её-то тогда на улицу выкинут, кому она нужна. Так я продержалась и выбралась потихоньку. Моя кошка спасла мне жизнь за то, что я спасла её.

Разведена. Встречаюсь с мужчиной. Пришла со свидания с ним со смачным засосом на шее. Дома прятала за волосами. Но сын, которому 16 лет, увидел. Ну так получилось, объяснила я ему. На следующий вечер с прогулки он вернулся, о да, с засосом на шее. Видите ли, решил проверить со своей девочкой, сложно ли это, поставить такой засосище, как у меня. Оказалось не сложно. Утром перед школой, клеила ему пластырь на шею. На его вопрос: "Зачем?", – ответила, чтобы меня в школу не вызвали. А то придет мать с ещё большим засосом.

Парень любит ставить засосы, потом приходится прикрывать их, замазывать, мучиться. Решила отомстить и неожиданно поставила громадный засос на самом видном месте на шее. Через несколько минут после этого он сказал, что сегодня нас вдвоем пригласили на семейный ужин к нему домой. Все родственники, родители, тети и дяди. Сидела с ним за столом - он светит ярким засосом, а я хотела зарыться от стыда в холодец, приготовленный его мамой.

Кошка моей мамы — Мурка — удивительная. Всегда привозила свою кошку Мусю к родителям в деревню. Когда она убегала далеко, я просила Мурку найти и привести мне Мусю. Каждый раз Мурка справлялась со своей задачей. И в этот раз она нашла и привела Мусю, но уже полуживую и на двух лапах только - сшибла машина, полный перелом позвоночника. И Мурка не оставила ее одну.

Работаю психологом в психоневрологическом детском центре реабилитации, к нам ходят на занятия дети с ДЦП, аутята и другие детки с нарушениями в работе нервной системы. Я сейчас работаю с милой доброй девочкой четырех лет, у нее сначала подозревали аутизм, но в итоге сошлись на умственной отсталости, то есть она никогда не сможет стать хотя бы более-менее "нормальной", ей всю жизнь будет требоваться уход. Она гиперактивная, шумная, "не умеет себя вести на людях", как говорят. Но я радовалась тому, насколько адекватная у нее мама - никогда не кричит, не поднимает руку на малышку, девочка всегда чисто и аккуратно одета, с учетом того, как она себя может вести. Потом у меня появилась возможность приглядеться к маме, и я испугалась. У неё руки до локтя все в синяках, от того, что дочь дерётся, если не отпустить её руку и не позволить ей бежать туда, куда ей хочется, она не красится, длинные волосы всегда завязаны в простую косу, эта коса наполовину седая, хотя ей нет и тридцати, она всегда предельно вежлива, часто улыбается, но глаза у неё при этом абсолютно пустые. На приёме, когда я занимаюсь с ребенком, она или читает книгу или может весь час просидеть неподвижно, глядя на свои руки или в стену. Я как-то попыталась спросить, не была ли она сама на приёме у психолога, в ответ получила заверение, что всё замечательно, и помощь ей не требуется, при этом она так же пусто улыбалась и смотрела сквозь меня. Я боюсь за неё, за девочку. Человек, похоже, давно живет за гранью нервного срыва, это в любой момент может рвануть и тогда неизвестно, что она может сделать. А я, хоть и заметила, сказать никому не могу, не имею права.

Во время тихого часа в детском саду я принуждала мальчика-соседа по кроватям снимать трусы и трогать половые органы друг друга, а если он отказывался, заставляла его есть чеснок, который мама мне клала в карманы одежды от гриппа и всякой другой заразы. Мальчик жаловался своей маме, и она не раз проводила со мной воспитательные беседы, но меня это не останавливало. Позже в пятом классе в учительнице математики я узнала маму моей жертвы. Так я стала двоечницей.

Мне тогда было 8 лет. Отправили родители в магазин за хлебом. Вся такая радостная, с косами и в сарафане иду домой. Вдруг ко мне подбегает парень, отбирает хлеб и убегает с широкой улыбкой. Родители сказали, что больше такой зарёванной, как тогда, никогда и нигде не видели. Ещё час успокаивали.