Я - сентиментальный начальник отдел...

Сейчас как-то часто стали давать имена растениям. Вот и у нас на работе есть Борис Аркадьевич Гузман — гузмания. Когда несём его поливать к раковине, то пишем записку, что он на обеде. Недавно у него появились два ростка, и теперь мы считаем, что у Бориса Аркадьевича семья и дети.

Мой отец считает главным наказанием - порка. Когда мне исполнилось 15, согласился наконец с тем, что я уже слишком взрослая для таких наказаний. Сейчас мне 21 и мы с моим молодым человеком регулярно практикуем БДСМ. Как правило в качестве нижней я. Недавно отец решил, что я очень неправа и по привычке схватил ремень. Плакала как маленькая потому что жутко боялась, что заметит как я завелась.

Это было недоброе утро... Я открыла входную дверь, торопясь с годовалым ребёнком на руках в поликлинику. В подъезде сотрудники полиции сообщили мне, что мой муж повесился в гараже. Я начала стекать по стене от ужаса и бессилия, а потом оказалось, что это не он. Полиция просто ошиблась дверью. Так я узнала о смерти соседа.

Я любовница владельца компании, в которой работаю. Никто на работе об этом не знает. Любимый часто советуется со мной: кого уволить, кому зарплату поднять. У меня есть личные враги в компании, но я радуюсь, что не использовала этот шанс свести счёты. Значит, не совсем ещё сгнила.

В детстве мне купили новые сапожки. Сели в пустой ещё автобус, я ноги выставила вперёд, любуюсь. Народ прибывает, тесно, и женщина ножки-то мне прижала, а я как крикну: "Куда ты лезешь, обезьяна? Не видишь, у меня новые сапожки!" Красная как рак мама выволокла меня на первой же остановке, извиняясь на ходу. И выяснила, что я назвала так женщину, потому что в садике нам рассказывали, что человек произошёл от обезьяны. Порку избежала))

Никогда особо не ладили со старшей сестрой. Таскали друг друга за косы, дрались лет до 14, учились в одном универе, но виделись раз в три месяца, нам просто не хотелось, мы совершенно разные люди. А теперь она уже три года живёт на другом континенте, у нас обеих все прекрасно, но я готова очень многое отдать, чтобы просто обнять её.

Сидели с друзьями в кафе после работы, заказали пиццу диаметром 45 см. Когда принесли, то я увидела, что это около 30 см, но никак не то, что мы заказали. Начала доказывать официанту, но он отнекивался, да и друзья никакой неточности не видели. На что я с невозмутимым лицом достаю из сумки рулетку, измеряю. Точно, ровно 32 см. Как оказалось позже, просто перепутали пиццы. Но меня-то не проведешь ;)

У меня была однокурсница с сильным пороком сердца. Худая, бледная, не особо красивая. На занятия её водила мама и забирала. Будучи людьми взрослыми, никто над ней не смеялся, а наоборот жалели и оберегали. Предлагали донести сумку, проводить, подкармливали... Я считала это лицемерием и общалась с ней так же как с другими: ни разу не предложила помощь, звала с собой выйти покурить, пила при ней пиво, материлась и рассказывала о своих тусовках. Могла психануть на неё и послать на х, занимала деньги и возвращала через год. Вообще все меня считали бесчувственный сволочью по отношению к этой девушке. А она не общалась ни с кем кроме меня, потому что с её слов: только я считала её полноценным человеком, а все остальные своей жалостью вечно напоминали, что она инвалид и в чем-то ограничена.

Мой муж пришёл с работы с трусами в кармане завёрнутые в пакете. Трусы в КАКАШКАХ. Ржали с мужчинами в курилке, кто из них громче пернет. Трусы принёс чтоб не было скандала, мол я замечу что на нем их нет. 1. Им по 35 лет - дибильные игры. 2. Люди с высшим образованием, при хороших должностях. 3. Зачем нести домой трусы в какашках??? 4. С какой планеты мой любимый муж?

Работаю психологом в психоневрологическом детском центре реабилитации, к нам ходят на занятия дети с ДЦП, аутята и другие детки с нарушениями в работе нервной системы. Я сейчас работаю с милой доброй девочкой четырех лет, у нее сначала подозревали аутизм, но в итоге сошлись на умственной отсталости, то есть она никогда не сможет стать хотя бы более-менее "нормальной", ей всю жизнь будет требоваться уход. Она гиперактивная, шумная, "не умеет себя вести на людях", как говорят. Но я радовалась тому, насколько адекватная у нее мама - никогда не кричит, не поднимает руку на малышку, девочка всегда чисто и аккуратно одета, с учетом того, как она себя может вести. Потом у меня появилась возможность приглядеться к маме, и я испугалась. У неё руки до локтя все в синяках, от того, что дочь дерётся, если не отпустить её руку и не позволить ей бежать туда, куда ей хочется, она не красится, длинные волосы всегда завязаны в простую косу, эта коса наполовину седая, хотя ей нет и тридцати, она всегда предельно вежлива, часто улыбается, но глаза у неё при этом абсолютно пустые. На приёме, когда я занимаюсь с ребенком, она или читает книгу или может весь час просидеть неподвижно, глядя на свои руки или в стену. Я как-то попыталась спросить, не была ли она сама на приёме у психолога, в ответ получила заверение, что всё замечательно, и помощь ей не требуется, при этом она так же пусто улыбалась и смотрела сквозь меня. Я боюсь за неё, за девочку. Человек, похоже, давно живет за гранью нервного срыва, это в любой момент может рвануть и тогда неизвестно, что она может сделать. А я, хоть и заметила, сказать никому не могу, не имею права.